Мифы народов мира

www.mythology.ru: сайт Дениса Морозова

Песнь о Роланде. Страница 20.

 

CCLXXII

 

                        Предстал суду и Карлу Ганелон.

                        Он свеж лицом, на вид и смел и горд.

                        Вот был бы удалец, будь честен он!

                        Бросает на собравшихся он взор,

                        Стоят с ним тридцать родичей его.

                        Суду он громко говорит потом:

                        «Бароны, да хранит вас всех господь!

                        Ходил я с императором в поход,

                        Ему был предан телом и душой.

                        Но на меня Роланд замыслил зло,

                        Ко мне жестокой воспылал враждой,

                        На муки и на казнь меня обрек,

                        Послал меня к Марсилию послом.

                        При всех Роланду вызов брошен мой,

                        Его и пэров вызвал я на бой.

                        Всю нашу ссору видел сам король.

                        Я только мстил, и нет измены в том».

                        Бароны молвят: «Суд все разберет».

 

 

 

CCLXXIII

 

                        Увидел Ганелон, что дело плохо.

                        Зовет он тридцать родственников кровных.

                        Один из них над всеми верховодит.

                        То – Пинабель, что из Сорансы[162 - Соранса – может быть, Сарранса в Пиренеях.] родом.

                        Он на язык остер и ловок в споре,

                        А коль дойдет до боя – воин добрый.

                        Аой!

                        Граф молвит: «Будьте мне в беде оплотом,

                        Не дайте кончить жизнь на месте лобном».

                        А тот ответил: «Ничего не бойтесь.

                        Кто здесь о казни вымолвит хоть слово,

                        С тем тотчас я вступлю в единоборство

                        И дам отвод оружьем приговору».

                        Тут ниц пред ним граф Ганелон простерся.

 

 

 

CCLXXIV

 

                        Сошлись на суд бургундцы и баварцы,

                        Французы, пуатвинцы и нормандцы.

                        Есть там саксонцы, есть и алеманы.

                        Всех судей остальных овернцы мягче

                        – Жестокий страх им Пинабель внушает.

                        Все говорят: «Покончим с этой тяжбой.

                        Оставим суд, пойдем попросим Карла,

                        Чтоб Ганелону дал король пощаду,

                        И тот ему опять слугою станет.

                        Погиб Роланд и не придет обратно.

                        Не воскресить его сребром иль златом.

                        От поединка проку будет мало».

                        Так мыслят все, кто там на суд собрался.

                        Один Тьерри, брат Жоффруа, – иначе.

                        Аой!

 

 

 

CCLXXV

 

                        Вот судьи к императору пришли

                        И молвят: «Мы решили вас просить,

                        Чтоб Ганелона пощадили вы.

                        Он будет впредь вам ревностно служить.

                        Он знатен родом – сжальтесь же над ним,

                        Ведь все равно племянник ваш погиб.

                        Златой казной его не воскресить».

                        Король ответил: «Все вы подлецы!»

                        Аой!

 

 

 

CCLXXVI

 

                        Увидел Карл – оставлен всеми он,

                        Нахмурил брови и поник челом,

                        Стал от тоски и горя сам не свой.

                        Вдруг предстает Тьерри пред королем[163 - Певец продолжает возвеличение Анжуйского дома (см. прим. к ст. 106).].

                        То Жоффруа Анжуйца брат меньшой.

                        Он строен, худощав и быстроног,

                        Кудрями черен, смугловат лицом,

                        А ростом и не мал и не высок.

                        Учтиво Карлу молвил он: «Сеньер,

                        Умерить постарайтесь вашу скорбь.

                        Вы знаете: вам предан весь наш род,

                        И я, как предки, вам служить готов.

                        Да, отчима Роланд обидеть мог,

                        Но кто вам служит – нет вины на том,

                        А Ганелон его на смерть обрек,

                        Нарушил клятву и презрел свой долг.

                        На рель его! – таков мой приговор.

                        А труп изрежут пусть в куски потом.

                        Подлец не стоит участи иной.

                        А если кто из родичей его

                        Посмеет приговору дать отвод,

                        Я подтвержу свои слова мечом».

                        Все молвят: «Рассудил он хорошо».

 

 

 

CCLXXVII

 

                        Вот Пинабель пред королем предстал.

                        Велик он ростом, быстр, могуч и храбр.

                        Его удар смертелен для врага.

                        Он молвил: «Воля ваша, государь.

                        Пусть понапрасну судьи не кричат.

                        Я слышал, что Тьерри изрек сейчас,

                        И докажу мечом, что он не прав».

                        С тем он свою перчатку Карлу дал.

                        Король спросил: «А кто заложник ваш?»

                        Тот три десятка родичей призвал.

                        Король велел под стражей их держать,

                        Своих взамен представить обещал.

                        Аой!

 

 

 

CCLXXVIII

 

                        Тьерри увидел – бой не за горами.

                        Вручил он Карлу правую перчатку.

                        Тот взял, своих заложников назначил.

                        Четыре Карл велел скамьи поставить

                        – Пусть сядут там противники до схватки.

                        Счел суд законным бой единогласно.

                        Ожье Датчанин споры все уладил.

                        Бойцы коней и брони просят дать им.

                        Аой!

 

 

 

CCLXXIX

 

                        Как только бой судом дозволен был,

                        К обедне в храм отправились враги,

                        Покаялись во всех грехах своих

                        И вклад большой внесли в монастыри.

                        Вернулись вместе к королю они.

                        Надели шпоры на ноги бойцы,

                        В надежные доспехи облеклись,

                        Ремнями подвязали шишаки,

                        На пояса привесили мечи.

                        Взял каждый свой четырехпольный щит.

                        Копье в руках у каждого из них,

                        И слуги скакунов им подвели.

                        Вокруг сто тысяч рыцарей скорбит:

                        Роланд им дорог, жалко им Тьерри.

                        Ведь знает только бог, кто победит,

 

 

 

CCLXXX

 

                        Под Ахеном обширное есть поле.

                        Отправились туда враги для боя,

                        Могучи и неустрашимы оба.

                        Их скакуны легки и быстроноги.

                        Бароны шпорят, отпускают повод,

                        Друг другу что есть сил удар наносят.

                        Раздроблены щиты, пробиты брони.

                        Подпруги рвутся, и сползают седла.

                        С коней на землю валятся бароны.

                        Сто тысяч человек глядят и стонут.

                        Аой!

 

 

 

CCLXXXI

 

                        Бойцы на землю рухнули с седла,

                        Но тут же встали на ноги опять.

                        Проворен Пинабель, могуч и яр.

                        Друг к другу поединщики спешат.

                        Меч с золотым эфесом каждый взял.

                        Клинки о шлемы крепкие звенят,

                        Ударом отвечают на удар.

                        Скорбят французы, плачет Карл, молясь:

                        «О господи, дай правде воссиять!»

 

 

 

CCLXXXII

 

                        «Тьерри, сдавайся! – Пинабель кричит.

                        – И я вассалом сделаюсь твоим,

                        Отдам тебе владения свои,

                        Лишь Ганелона с Карлом помири».

                        Тьерри в ответ: «Об этом помолчи.

                        Я был бы низок, если б уступил.

                        Один господь нас может рассудить».

                        Аой!

 

 

 

CCLXXXIII

 

                        Тьерри кричит. «Ты, доблестный барон,

                        Могуч, сложен на славу и высок.

                        Известно всем, что ты вассал лихой.

                        Сдавайся мне, сопротивляться брось,

                        И короля я помирю с тобой.

                        А Ганелона не спасет ничто.

                        Неслыханную казнь претерпит он».

                        Ответил Пинабель: «Не дай господь.

                        За родичей стоять – мой долг прямой.

                        Вовек не уклонюсь я от него.

                        Уж лучше гибель, чем такой позор».

                        И вот удары зазвенели вновь.

                        По шлему золотому бьет клинок.

                        Взлетают к небу искры и огонь.

                        Теперь никто не разведет врагов.

                        Их поединок только смерть прервет.

                        Аой!

 

 

 

CCLXXXIV

 

                        Могуч и ловок Пинабель Сорансский.

                        В шлем провансальский он врага ударил.

                        От искр на поле запылали травы.

                        Так метко Пинабель свой меч направил,

                        Что расколол он на Тьерри забрало.

                        Клинок рассек ему шишак с размаху,

                        И лоб, и щеку правую поранил,

                        До живота насквозь прорезал панцирь.

                        Но спас Тьерри от гибели создатель.

                        Аой!

 

 

 

CCLXXXV

 

                        Тьерри увидел – ранен он в лицо.

                        Стекает на траву из раны кровь,

                        По голове врага ударил он

                        И до забрала шлем рассек на нем.

                        Из раны наземь вывалился мозг.

                        Пал Пинабель, издав последний вздох.

                        Закончился ударом этим бой.

                        Кричат французы: «Суд свершил господь!

                        Повешены должны быть Ганелон

                        И тридцать поручителей его».

                        Аой!

 

 

 

CCLXXXVI

 

                        Бой кончен, поле за Тьерри осталось.

                        Как победитель, он предстал пред Карлом,

                        И с ним четыре знатные вассала:

                        Анжуец Жоффруа, Немон Баварский,

                        Гильом из Бле и граф Ожье Датчанин.

                        Тьерри в объятья принял император,

                        Стер кровь с него плащом на горностаях,

                        Плащ отшвырнул, в другой облекся сразу,

                        С Тьерри доспехи осторожно сняли,

                        На мула он арабского посажен

                        И в город с ликованием отправлен.

                        Вот возвратились все на площадь в Ахен,

                        А там уже виновных ждет расправа.

 

 

 

CCLXXXVII

 

                        Сзывает Карл баронов на совет:

                        «Как поступить с задержанными мне?

                        За родича они пришли радеть.

                        В залог их нам оставил Пинабель».

                        Французы отвечают: «Всех на рель»

                        Наместнику Бабрюну Карл велел;

                        «Ступай и всех задержанных повесь,

                        Клянусь седою бородой моей:

                        Коль хоть один сбежит, тебе конец».

                        «Исполню все», – Бабрюн ему в ответ.

                        Сто стражей силой тащат их на смерть.

                        На казнь пошло их тридцать человек.

                        Предатель губит всех – себя, друзей.

                        Аой!

 

 

 

CCLXXXVIII

 

                        Единодушно порешили судьи:

                        Баварцы, пуатвинцы и бургундцы,

                        Бретонцы и особенно французы,

                        – Чтоб Ганелон погиб в жестоких муках.

                        Вот к четырем коням злодей прикручен.

                        Привязан крепко за ноги и руки,

                        А кони эти дики и могучи.

                        Четыре стража отпускают узды,

                        Летят по лугу кони что есть духу,

                        На все четыре стороны несутся.

                        У Ганелона жилы растянулись,

                        Оторвались конечности от трупа.

                        Трава от крови покраснела густо.

                        Он умер смертью пленника и труса.

                        Изменой да не хвалится преступник,

 

 

 

CCLXXXIX

 

                        Возмездие свершил король наш славный.

                        К себе своих прелатов он сзывает

                        – Французов, алеманов и баварцев.

                        «С собой привез я полонянку в Ахен.

                        Ее здесь долго вере поучали.

                        Крещение она принять желает,

                        Чтоб спас ее от вечных мук создатель».

                        Все молвят: «Восприемниц ей назначьте,

                        Двух знатных дам и добрых христианок».

                        У Ахенских ключей народ собрался,

                        И в них крестилась королева мавров,

                        И восприяла имя Юлианы,

                        И добровольно христианкой стала.

 

 

 

CCXC

 

                        Когда король свой правый суд закончил,

                        И гнев излил, и сердце успокоил,

                        И приняла крещенье Брамимонда,

                        День миновал и ночь настала снова.

                        Вот Карл под сводом спальни лег на ложе,

                        Но Гавриил к нему ниспослан богом:

                        «Карл, собирай без промедленья войско

                        И в Бирскую страну иди походом,

                        В Энф, город короля Вивьена стольный[164 - Бирская страна, Энф, Вивьен – отождествлению не поддаются.].

                        Языческою ратью он обложен.

                        Ждут христиане от тебя подмоги».

                        Но на войну идти король не хочет.

                        Он молвит: «Боже, сколь мой жребий горек!»

                        – Рвет бороду седую, плачет скорбно…

                        Вот жесте и конец. Турольд умолкнул.