Мифы народов мира

www.mythology.ru: сайт Дениса Морозова

Одиссея. Песнь девятнадцатая.

ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

 

            Все разошлися; один Одиссей в опустевшей палате

            Смерть замышлять женихам совокупно с Афиной остался.

            С ним Телемах; и сказал он, к нему обратяся: "Мой милый

            Сын, наперед надлежит все оружия вынесть отсюда.

[5]     Если ж, приметив, что нет уж в палате, как прежде, оружий,

            Спросят о них женихи, ты тогда отвечай им: "В палате

            Дымно; уж сделались вовсе они не такие, какими

            Здесь их отец Одиссей, при отбытии в Трою, покинул:

            Ржавчиной все от огня и от копоти смрадной покрылись.

[10]    Также и высшую в сердце вложил мне Зевес осторожность:

            Может меж вами от хмеля вражда загореться лихая;

            Кровью тогда сватовство и торжественный пир осквернится -

            Само собой прилипает к руке роковое железо".

            Так он сказал. Телемах, повинуясь родителя воле,

[15]    Кликнул старушку, усердную няню свою Евриклею;

            "Няня, - сказал он, - смотри, чтоб служанки сюда не входили

            Прежде, покуда наверх не отнес я отцовых оружий;

            Здесь без присмотра они; все испорчены дымом; отца же

            Нет. Я доныне ребенок бессмысленный был, но теперь я

[20]    Знаю, что должно отнесть их туда, где не может их портить

            Копоть". Сказал. Евриклея старушка ему отвечала:

            "Дельно! Пора, мой прекрасный, за разум приняться, и дома

            Быть господином, и знать обходиться с отцовым богатством.

            Кто же, когда покидать не велишь ты служанкам их горниц,

[25]    Факелом будет зажженным тебе здесь светить за работой? "

            Ей отвечая, сказал рассудительный сын Одиссеев:

            "Этот старик; не трудяся, никто, и хотя б он чужой был,

            В доме моем, получая наш корм, оставаться не должен".

            Кончил. Не мимо ушей Евриклеи его пролетело

[30]    Слово. Все двери тех горниц, где жили служанки, замкнула

            Тотчас она. Одиссей с Телемахом тогда принялися

            Медные с гребнями шлемы, с горбами щиты, с остриями

            Длинными копья наверх выносить; и Афина Паллада

            Им невидимо, держа золотую лампаду, светила.

[35]    Тем изумленный, сказал Телемах Одиссею: "Родитель,

            В наших очах происходит великое, думаю, чудо;

            Гладкие стены палаты, сосновые средние брусья,

            Все потолка перекладины, все здесь колонны так ясно

            Видны глазам, так блистают, как будто б пожар был кругом их, -

[40]    Видно, здесь кто из богов олимпийских присутствует тайно".

            Так он спросил; отвечая, сказал Одиссей хитроумный

            Сыну: "Молчи, ни о чем не расспрашивай, бойся и мыслить:

            Боги, владыки Олимпа, такой уж имеют обычай.

            Время тебе на покой удалиться, а я здесь останусь;

            Видеть хочу поведенье служанок; хочу в Пенелопе

[45]    Сердце встревожить, чтоб, плача, меня обо всем расспросила".

            Так он сказал. Телемах из палаты немедленно вышел;

            Факел зажженный неся, он пошел в тот покой почивальный,

            Где по ночам миротворному сну предавался обычно.

[50]    В спальню пришедши, он лег и заснул в ожиданье Денницы.

            Тою порою один Одиссей в опустевшей палате

            Смерть замышлять женихам совокупно с Палладой остался.

            Вышла разумная тут из покоев своих Пенелопа,

            Светлым лицом с золотой Афродитой, с младой Артемидой

[55]    Сходная. Сесть ей к огню пододвинули стул, из слоновой

            Кости точеный, с оправой серебряной, чудной работы

            Икмалиона (для ног и скамейку приделал художник

            К дивному стулу). Он мягко-широкой покрыт был овчиной.

            Многоразумная села на стул Пенелопа. Вступивши

[60]    С ней белорукие царского дома служанки в палату,

            Начали всё убирать там: столы с недоеденным хлебом,

            Кубки и множество чаш, из которых надменные гости

            Пили; и, выбросив на пол золу из жаровен, наклали

            Новых поленьев туда, чтоб нагрелась палата и был в ней

[65]    Свет. А Меланфо опять привязалась ругать Одиссея:

            "Здесь ты еще, неотвязный? Не хочешь и ночью покоя

            Дать нам, бродя здесь как тень, чтоб подметить, что в доме служанки

            Делают. Вон! Говорю я тебе, побродяга; наелся

            Здесь ты довольно! Уйди, иль швырну я в тебя головнею".

[70]    Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей хитроумный:

            "Что ж так неистово ты на меня, сумасбродная, злишься?

            Или противно тебе, что в грязи я, что, в рубище бедном

            По миру ходя, прошу подаянья? Что ж делать? Я нищий.

            Жребий такой уж нам всем, безотрадно бродящим скитальцам.

[75]    В прежние дни я и сам меж людьми не совсем бесприютно

            Жил; и богатоустроенным домом владел, и доступен

            Всякому страннику был, и охотно давал неимущим;

            Много имел я невольников, много всего, чем роскошно

            Люди живут и за что величает их свет богачами.

[80]    Все уничтожил Кронион - так было ему то угодно.

            Ты, безрасудная, так же (кто знает, как скоро!) утратишь

            Всю красоту молодую, которою так здесь гордишься;

            Станешь тогда ты противна своей госпоже; да и может

            Сам Одиссей возвратиться - надежда не вовсе пропала;

[85]    Если же он и погиб и возврата лишен, то еще здесь

            Сын Одиссеев, младой Телемах, Аполлонов питомец,

            Здравствует; знает он все поведенье служанок домашних,

            Скрыться не может ничто от него; он из детства уж вышел".

            Так он сказал. Пенелопа, услышав разумное слово,

[90]    Речь обратила свою, раздраженная, к дерзкой служанке:

            "Ты, как собака, бесстыдница, злишься; меня ж не обманешь;

            Знаю твое поведенье; за все головою заплатишь.

            Разве не слышала ты, как сюда пригласить я велела

            Этого странника, мысля, что может сказать мне какую

[95]    Весть о супруге моем, о котором давно так я плачу? "

            Тут, обратясь к Евриноме, сказала она: "Евринома,

            Стул пододвинь поскорее, покрытый овчиною мягкой;

            Должно, чтоб здесь иноземец покойно сидел, и свои нам

            Все рассказал приключенья, и мне отвечал на вопросы".

[100]   Так говорила она. Евринома немедленно гладкий

            Стул принесла и покрыла его густошерстной овчиной;

            Сесть приглашен был на стул Одиссей богоравный женою.

            Так, обратяся к нему, начала говорить Пенелопа:

            "Странник, сначала тебя я сама вопрошу, отвечай мне:

[105]   Кто ты, мой добрый старик? Кто отец твой? Кто мать? Где родился?

            Так, отвечая, сказал Одиссей, в испытаниях твердый:

            "О царица, повсюду и все на земле беспредельной

            Люди тебя превозносят, ты славой до неба достигла;

            Ты уподобиться можешь царю беспорочному; страха

[110]   Божия полный и многих людей повелитель могучий,

            Правду творит он; в его областях изобильно родится

            Рожь, и ячмень, и пшено, тяготеют плодами деревья,

            Множится скот на полях и кипят многорыбием воды;

            Праведно властвует он, и его благоденствуют люди.

[115]   Ты же, царица, меня вопрошай обо всем; не касайся

            Только отчизны моей, и семьи, и семейного дома:

            Горе мне душу глубоко проникнет, когда говорить здесь

            Буду, о них вспоминая; страдал я немало. В чужом же

            Доме, в беседе с людьми, предаваться слезам неприлично.

[120]   Слезы напрасны: бедам не приносят они исцеленья.

            Может, притом, и на мысли прийти здесь рабыням, сама ты

            Можешь подумать, что слезы от хмеля мои происходят".

            Так Одиссею, ему отвечая, сказала царица:

            "Странник, мою красоту я утратила волей бессмертных

[125]   С самых тех пор, как пошли в кораблях чернобоких ахейцы

            В Трою, и с ними пошел мой супруг, Одиссей богоравный.

            Если б он жизни моей покровителем был, возвратяся

            В дом, несказанно была б я тогда и славна и прекрасна;

            Ныне ж в печали я вяну; враждует злой демон со мною.

[130]   Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,

            Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,

            Первые люди утесистой, солнечно-светлой Итаки,

            Нудят упорно ко браку меня и наш дом разоряют;

            Мне ж не по сердцу никто: ни просящий защиты, ни странник,

[135]   Ниже глашатай, служитель народа; один есть желанный

            Мной - Одиссей, лишь его неотступное требует сердце.

            Те же твердят непрестанно о браке; прибегнуть к обману

            Я попыталась однажды; и демон меня надоумил

            Стан превеликий поставить в покоях моих; начала я

[140]   Темно-широкую ткань и, собрав женихов, им сказала:

            "Юноши, ныне мои женихи - поелику на свете

            Нет Одиссея, - отложим наш брак до поры той, как будет

            Кончен мой труд, чтоб начатая ткань не пропала мне даром;

            Старцу Лаэрту покров гробовой приготовить хочу я

[145]   Прежде, чем будет он в руки навек усыпляющей смерти

            Парками отдан, дабы не посмели ахейские жены

            Мне попрекнуть, что богатый столь муж погребен без покрова".

            Так я сказала; они покорились мне мужеским сердцем.

            Целый я день за тканьем проводила: а ночью, зажегши

[150]   Факел, сама все, натканное днем, распускала. Три года

            Длилася хитрость удачно, и я убеждать их умела.

            Но когда, обращеньем времен приведенный, четвертый

            Год совершился, промчалися месяцы, дни пролетели -

            Все им открыла одна из служанок, лихая собака;

[155]   Сами они тут застали меня за распущенной тканью:

            Так и была приневолена ими я труд мой окончить.

            Способа нет уж теперь избежать мне от гнусного брака;

            Хитрости новой на ум не приходит: меня все родные

            Нудят к замужеству; и сын огорчается, видя, как дом наш

[160]   Грабят; а он уж созрел и теперь за хозяйством способен

            Сам наблюдать, и к нему уваженье Зевес пробуждает

            В людях. Скажи ж откровенно мне, кто ты? Уж, верно, не отрасль

            Славного в древности дуба, не камень от груди утеса".

            Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:

[165]   "О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

            Вижу, что ты о породе моей неотступно желаешь

            Сведать. Я все расскажу, хоть печаль и усилит рассказ мой

            В сердце моем. Так бывает со всяким, кто долго в разлуке

            С милой семьей, сокрушенный, как я, меж людей земнородных

[170]   Странствует, их посещая обители, сам бесприютный.

            Но отвечать на вопросы твои я с охотою буду.

            Остров есть Крит посреди виноцветного моря, прекрасный,

            Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный;

            Там девяносто они городов населяют великих.

[175]   Разные слышатся там языки: там находишь ахеян

            С первоплеменной породой воинственных критян; киконы

            Там обитают, дорийцы кудрявые, племя пеласгов,

            В городе Кносе живущих. Едва девяти лет достигнув,

            Там уж царем был Минос, собеседник Крониона мудрый,

[180]   Дед мой, родитель великого Девкалиона, который

            Идоменея родил и меня. В корабле крутоносом

            Идоменей, многославный мой брат, в отдаленную Трою

            Поплыл с Атридом; мое ж знаменитое имя Аитон;

            После него родился я; он старший и властью сильнейший.

[185]   В Крите гостил Одиссей; и он мною, как гость, одарен был.

            В Крит же его занесло буреносною силою ветра:

            В Трою плывя и у мыса Малеи застигнутый бурей,

            В устье Амисия ввел он свой быстрый корабль и в опасной

            Пристани стал близ скалы Илифийской, богами спасенный.

[190]   К Идоменею он в город пришел, утверждая, что гостем

            Был он царю, что его почитал и любил несказанно.

            Но уж дней десять прошло иль одиннадцать с тех пор, как поплыл

            Царь в кораблях крутоносых в троянскую землю. Я принял

            Вместо царя во дворце Одиссея, и мной угощен был

[195]   Он дружелюбно с великою роскошью; было запасов

            Много у нас; и сопутники все Одиссеевы хлебом,

            Собранным с мира, и огненноцветным вином, и прекрасным

            Мясом быков угощаемы досыта были; двенадцать

            Дней провели богоравные люди ахейские с нами:

[200]   В море идти не пустил их Борей, бушевавший с такою

            Силой, что было нельзя на ногах устоять и на суше;

            Демон его разъярил; на тринадцатый день он утихнул.

            В море пустились они". Так неправду за чистую правду

            Он выдавал им. И слезы из глаз их лилися; так тает

[205]   Снег на вершинах высоких, заоблачных гор, теплоносным

            Евром согретый и прежде туда нанесенный Зефиром, -

            Им же растаянным реки полнеют и льются быстрее, -

            Так по щекам Пенелопы прекрасным струею лилися

            Слезы печали о милом, пред нею сидевшем, супруге.

[210]   Он же, глубоко проникнутый горьким ее сокрушеньем

            (Очи свои, как железо иль рог неподвижные, крепко

            В темных ресницах сковав и в нее их вперив, не мигая),

            Воли слезам не давал. И, насытяся горестным плачем,

            Так напоследок ему начала говорить Пенелопа:

[215]   "Странник, я способ имею, тебя испытанью подвергнув,

            Выведать, подлинно ль ты Одиссея и спутников, бывших

            С ним, угощал там в палатах царя, как теперь уверяешь.

            Можешь ли мне описать ты, какое в то время носил он

            Платье, каков он был видом и кто с ним сопутники были?"

[220]   Ей отвечая, сказал Одиссей, в испытаниях твердый:

            "Трудно ответствовать мне на вопрос твой, царица; уж много

            Времени с этой поры протекло, и тому уж двадцатый

            Год, как, мою посетивши отчизну, супруг твой пустился

            В море; но то, что осталося в памяти, вам расскажу я:

[225]   В мантию был шерстяную, пурпурного цвета, двойную

            Он облечен; золотою прекрасной с двойными крючками

            Бляхой держалася мантия; мастер на бляхе искусно

            Грозного пса и в могучих когтях у него молодую

            Лань изваял; как живая, она трепетала; и страшно

[230]   Пес на нее разъяренный глядел, и, из лап порываясь

            Выдраться, билась ногами она: в изумленье та бляха

            Всех приводила. Хитон, я приметил, носил он из чудной

            Ткани, как пленка, с головки сушеного снятая лука,

            Тонкой и светлой, как яркое солнце; все женщины, видя

[235]   Эту чудесную ткань, удивлялися ей несказанно.

            Я же - заметь ты - не ведаю, где он такую одежду

            Взял? Надевал ли уж дома ее до отбытия в Трою?

            В дар ли ее получил от кого из своих при отъезде?

            Взял ли в подарок прощальный как гость? Одиссея любили

[240]   Многие люди; сравниться же мало могло с ним ахеян.

            Меч медноострый, двойную пурпурную мантию, с тонким,

            Сшитым по мерке хитоном ему подарив на прощанье,

            С почестью в путь проводил я его в корабле крепкозданном.

            С ним находился глашатай; немного постаре годами

[245]   Был он; его и теперь описать вам могу я: горбатый,

            Смуглый, курчавые волосы, черная кожа на теле;

            Звали его Еврибатом; его всех товарищей боле

            Чтил Одиссей, поелику он ведал, сколь был он разумен".

            Так говорил он. Усилилось горе в душе Пенелопы:

[250]   Все Одиссеевы признаки ей описал он подробно.

            Горестным плачем о милом, далеком супруге насытясь,

            Так говорил он. Усилилось горе в душе Пенелопы:

            "Странник, до сих пор одно сожаленье к тебе я имела, -

            Будешь отныне у нас ты любим и почтен несказанно.

[255]   Платье, которое мне описал ты, сама я сложила

            В складки, достав из ларца, и ему подала, золотою

            Бляхой украсив. И мне уж его никогда здесь не встретить

            В доме семейном, в отечестве милом! Зачем он, зачем он

            Нас покидал! Неприязненный демон его с кораблями

[260]   В море увел, к роковым, к несказанным стенам Илиона".

            Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:

            "О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

            Нежной своей красоты не губи сокрушеньем; не сетуй

            Так безутешно о милом супруге. Тебя укорять я

[265]   В этом не буду: нельзя не крушиться жене об утрате

            Сердцем избранного мужа, с которым в любви родились ей

            Дети; красой же богам Одиссей, говорят, был подобен.

            Ты успокойся, однако, и выслушай то, что скажу я:

            Правду одну я скажу, ничего от тебя не скрывая,

[270]   Все объявив, что узнал о прибытии к вам Одиссея

            В области тучной феспротов, от здешних брегов недалекой.

            Жив он; и много везет на своем корабле к вам сокровищ,

            Собранных им от различных народов; но спутников верных

            Всех он утратил; его крутобокий корабль, виноцветным

[275]   Морем от знойной Тринакрии плывший, Зевес и блестящий

            Гелиос громом разбили своим за пожранье священных,

            Солнцу любезных быков - все погибли в волнах святотатцы.

            Он же, схвативший оторванный киль корабля, был на остров

            Выброшен, где обитают родные богам феакийцы;

[280]   Почесть ему оказали они, как бессмертному богу;

            Щедро его одарили и даже сюда безопасно

            Сами хотели его проводить. И давно б уж в Итаке

            Был он; но, здраво размысливши, он убедился, что прежде

            Разные земли ему для скопленья богатств надлежало

[285]   Видеть. Никто из людей земнородных не мог с ним сравниться

            В знании выгод своих и в расчетливом, тонком рассудке -

            Так говорил мне о нем царь Федон благодушный, который

            После, бессмертным богам совершив возлиянье, поклялся

            Мне, что и быстрый корабль уж устроен и собраны люди

[290]   В милую землю отцов проводить Одиссея; меня же

            Он наперед отослал, поелику корабль приготовлен

            Был для феспротов, в Дулихий, обильный пшеницею, шедших;

            Мне и богатство, какое скопил Одиссей, показал он.

            Даже и внукам в десятом колене достанется много -

[295]   Столько добра им оставлено было царю в сохраненье.

            Сам же, сказали, пошел он в Додону затем, чтоб оракул

            Темносенистого Диева дуба его научил там,

            Как по отсутствии долгом, в отчизну, в желанную землю

            Милой Итаки ему возвратиться удобнее будет.

[300]   Жив он, ты видишь сама; и, конечно, здесь явится скоро;

            Верно, теперь и от милых своих и от родины светлой

            Он недалеко; могу подтвердить то и клятвой великой;

            Зевсом метателем грома, отцом и владыкой бессмертных,

            Также святым очагом Одиссеева дома клянуся

[305]   Вам, что наверно и скоро исполнится то, что сказал я.

            Прежде, чем солнце окончит свой круг, Одиссей возвратится;

            Прежде, чем месяц наставший сменен наступающим будет,

            Вступит он в дом свой". Ему отвечая, сказала царица:

            "Если твое предсказание, гость чужеземный, свершится,

[310]   Будешь от нас угощен ты как друг и дарами осыпан

            Столь изобильно, что счастью такому все будут дивиться.

            Мне же не то предвещает мое сокрушенное сердце:

            Нет! И сюда Одиссей не придет, и тебя не отправим

            В путь мы отсюда: недобрые люди здесь властвуют в доме;

[315]   Здесь никого не найдется такого, каков Одиссей был,

            Странников всех угощавший и всем на прощанье даривший

            Много. Теперь вы, рабыни, омойте его и постелю,

            Мантией теплой покрытую, здесь приготовьте, чтоб мог он

            Спать, не озябнув, до первых лучей златотронной Денницы.

[320]   Завтра ж поутру его вы, в купальне омывши, елеем

            Чистым натрите, дабы он, опрятный, за стол с Телемахом

            Сел и с гостями обедал. И горе тому, кто обидеть

            Вновь покусится его непристойно: ему никакого

            Места вперед здесь не будет, хотя б он и сильно озлился.

[325]   Иначе, странник, поверишь ли ты, чтоб хоть мало от прочих

            Жен я возвышенных духом и светлым умом отличалась,

            Если я грязным тебя и нечисто одетым за стол наш

            Сесть допущу? Нам ненадолго жизнь достается на свете;

            Кто здесь и сам без любви и в поступках любви не являет,

[330]   Тот ненавистен, пока на земле он живет, и желают

            Зла ему люди; от них поносим он нещадно и мертвый;

            Кто ж, беспорочный душой, и в поступках своих беспорочен -

            Имя его, с похвалой по земле разносимое, славят

            Все племена и народы, все добрым его величают".

[335]   Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:

            "О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

            Теплая мантия мне и роскошное ложе противны

            С тех пор, как Крита широкого снегом покрытые горы,

            В длинновесельном плывя корабле, из очей потерял я.

[340]   Дай мне здесь спать, как давно уж привык я, на жесткой постели.

            Много, много ночей провалялся в бессоннице тяжкой

            Я, ожидая пришествия златопрестольной Денницы;

            Также и ног омовение мне не по сердцу; по крайней

            Мере к моим прикоснуться ногам ни одной не позволю

[345]   Я из рабынь молодых, в Одиссеевом доме служащих.

            Нет ли старушки, любящей заботливо службу и много

            В жизни, как сам я, и зла и добра испытавшей? Охотно

            Ей прикоснуться к моим с омовеньем ногам я дозволю".

            Так Одиссею, ему отвечая, сказала царица:

[350]   "Странник, немало до сих пор гостей к нам из близких, из дальних

            Стран приходило - умней же тебя никого не случалось

            Встретить мне; речи твои все весьма рассудительны. Есть здесь

            В доме старушка, советница умная, полная добрых

            Мыслей; за ним, злополучным, ходила она; он был ею

[355]   Выкормлен, ею в минуту рождения на руки принят.

            Ей, хоть она и слаба, о тебе поручу я заботу;

            Встань, Евриклея, моя дорогая разумница, вымой

            Ноги ему, твоего господина ровеснику; с ним же,

            Может быть, сходен и видом уж стал Одиссей, изнуренный

[360]   Жизнию трудной: в несчастии люди стареются скоро".

            Так говорила она; Евриклея закрыла руками

            Очи, но слезы пробились сквозь пальцы; она возопила:

            "Свет мой, дитя мое милое! Где ты? За что же Кронион

            Так на него, столь покорного воле богов, негодует?

[365]   Кто ж из людей перед громоигрателем Зевсом такие

            Тучные бедра быков сожигал и ему гекатомбы

            Так приносил изобильно, моля, чтоб он светлую старость

            Дал ему дома провесть, расцветающим радуясь сыном?

            Были напрасны молитвы; навеки утратил возврат он.

[370]   Горе! Быть может, теперь, никому не родной, на чужбине,

            Где-нибудь, впущенный в дом богача, он от глупых служанок

            Встречен такой же там бранью, какой был от этих собак ты,

            Странник, обижен; зато и не хочешь им, дерзким, позволить

            Ноги омыть у тебя. То, однако, порядком исполнить

[375]   Мне повелела моя госпожа Пенелопа. Охотно

            Сделаю все, и не волю одну госпожи исполняя.

            Нет! для тебя самого. Несказанно мою ты волнуешь

            Душу. Послушай, я выскажу мысли мои откровенно:

            Странников бедных немало в наш дом приходило; но сердце

[380]   Мне говорит, что из них ни один (с удивленьем смотрю я)

            Не был так голосом, ростом, ногами, как ты, с Одиссеем

            Сходен". Сказала. Ей так отвечал Одиссей хитроумный:

            "Правда, старушка, и сам от людей я, которым обоих

            Нас повстречать удавалось, слыхал, что во многом друг с другом

[385]   Мы удивительно сходны, как то мне и ты говоришь здесь".

            Так отвечал он. Сияющий таз, для мытья ей служивший

            Ног, принесла Евриклея; и, свежей водою две трети

            Таза наполнив, ее долила кипятком. Одиссей же

            Сел к очагу; но лицом обернулся он к тени, понеже

[390]   Думал, что, за ногу взявши его, Евриклея знакомый

            Может увидеть рубец, и тогда вся откроется разом

            Тайна. Но только она подошла к господину, рубец ей

            Бросился прямо в глаза. Разъяренного вепря клыком он

            Ранен был в ногу тогда, как пришел посетить на Парнасе

[395]   Автоликона, по матери деда (с его сыновьями),

            Славного хитрым притворством и клятв нарушением, - Эрмий

            Тем дарованьем его наградил, поелику он много

            Бедр от овец и от коз приносил благосклонному богу.

            Автоликон, посетив плодоносную землю Итаки,

[400]   Новорожденного сына у дочери милой нашел там.

            Выждав, когда он окончит свой ужин, ему на колена

            Внука пришла положить Евриклея. Она тут сказала:

            "Автоликон, богоданному внуку ты выдумать должен

            Имя, какое угодно тебе самому: ты усердно

[405]   Зевса о внуке молил". То приняв предложенье, сказал он

            Зятю и дочери: "Вашему сыну готово уж имя;

            Вас посетить собираяся, я рассержен несказанно

            Многими был из людей, населяющих тучную землю;

            Пусть назовется мой внук Одиссеем; то значит: сердитый.

[410]   Если ж когда он, достигнувши мужеских лет, пожелает

            Дедовский дом посетить на Парнасе, где наша обитель,

            Будет он мной угощен и с богатым отпущен подарком".

            Внук возмужал и пришел за подарком обещанным к деду.

            Автоликон с сыновьями своими его благосклонно

[415]   Встретил руки пожиманьем и сладко-ласкательным словом;

            Бабка ж его Амфитея в слезах у него целовала

            Очи, и руки, и голову, громко рыдая. Богатый

            Пир приказал сыновьям многославным своим приготовить

            Автоликон. И они, исполняя родителя волю,

[420]   Тотчас пригнать повелели быка пятилетнего с поля;

            Голову снявши с быка и его распластавши, на части

            Мясо они разрубили и части, взоткнув их на вертел,

            Начали жарить; изжарив же, их разнесли по порядку.

            Сидя они за обедом весь день до вечернего мрака,

[425]   Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

            Солнце тем временем село, и ночь наступила; о ложе

            Каждый подумал, и сна благодать ниспослали им боги.

            Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

            Автоликоновы все сыновья, на охоту собравшись,

[430]   Скликали быстрых собак. Сын Лаэртов отправился с ними.

            Долго они по крутому, покрытому лесом, Парнасу

            Шли; напоследок достигли глубоких, ветристых ущелий;

            Гелиос только что начал поля озарять, подымаясь

            Тихо с глубоких, лиющихся медленно вод Океана;

[435]   В дикую дебрь углубились охотники все; перед ними,

            След открывая, бежали собаки; с собаками вместе

            Автоликоновы дети и сын многославный Лаэртов

            Быстро бежали, имея в руках длиннотенные копья.

            Страшно-огромный кабан там скрывался, в кустах закопавшись

[440]   Диких: в тенистую глубь их проникнуть не мог ни холодный,

            Сыростью дышащий ветер, ни Гелиос, знойно блестящий,

            Даже и дождь не пронзал их ветвистого свода - так густо

            Были они сплетены; и скопилось там много опадших

            Листьев. Когда же приблизился шум от собак и от ловчих,

[445]   Быстро бежавших, кабан им навстречу из дикого лога

            Прянул; щетину встопорщив, ужасно сверкая глазами,

            Он заступил им дорогу; и первый, к нему подбежавший,

            Был Одиссей. Он копье длинноострое поднял, готовый

            Зверя пронзить; но успел Одиссею поранить колено

[450]   Острым клыком разъяренный кабан; и он выхватил много

            Мяса, нагрянувши бешено сбоку, но кость уцелела.

            В правое зверю плечо боевое копье сын Лаэртов

            Сильно всадил; и, плечо проколов, острием на другой бок

            Вышло копье; повалился кабан, и душа отлетела.

[455]   Автоликоновы дети убитого зверя велели

            Должным порядком убрать и потом Одиссееву рану

            Перевязали заботливо; кровь же, бежавшую сильно,

            Заговорили. И все напоследок к отцу возвратились.

            Автоликон и его сыновья Одиссея, от раны

[460]   Дав исцелиться ему и его одаривши богато,

            Сердцем веселого, сами веселые, с миром послали

            В землю Итаки; отец и разумная мать несказанно

            Были его возвращению рады; они расспросили

            Сына подробно о ране, и он рассказал по порядку,

[465]   Как, на Парнасе ловитвой зверей веселясь с сыновьями

            Автоликона, он вепрем клычистым был ранен в колено.

            Эту-то рану узнала старушка, ощупав руками

            Ногу; отдернула руки она в изумленье; упала

            В таз, опустившись, нога; от удара ее зазвенела

[470]   Медь, покачнулся водою наполненный таз, пролилася

            На пол вода. И веселье и горе проникли старушку,

            Очи от слез затуманились, ей не покорствовал голос.

            Сжав Одиссею рукой подбородок, она возгласила:

            "Ты Одиссей! Ты мое золотое дитя! И тебя я

[475]   Прежде, пока не ощупала этой ноги, не узнала!"

            Кончив, она на свою госпожу обратила поспешно

            Взоры, чтоб ей возвестить возвращение милого мужа.

            Та ж не могла ничего, обратяся глазами в другую

            Сторону, видеть: Паллада ее овладела вниманьем.

[480]   Но Одиссей, ухвативши одною рукою за горло

            Няню свою, а другою ее подойти приневолив

            Ближе к нему, прошептал ей: "Ни слова! Меня ты погубишь;

            Я Одиссей; ты вскормила меня; претерпевши немало,

            Волей богов возвратился я в землю отцов через двадцать

[485]   Лет. Но - уж если твои для узнания тайны открылись

            Очи - молчи! И чтоб в доме никто обо мне не проведал!

            Иначе, слушай - и то, что услышишь, исполнится верно, -

            Если мне Дий истребить женихов многобуйных поможет,

            Здесь и тебя я щадить, хоть тобой и воспитан, не стану

[490]   В час тот, когда над рабынями строгий мой суд совершится".

            Сыну Лаэртову так, отвечая, сказала старушка:

            "Странное слово из уст у тебя, Одиссей, излетело;

            Ведаешь сам ты, как сердцем тверда я, как волей упорна:

            Все сохраню, постоянней, чем камень, целей, чем железо;

[495]   Выслушай, друг, мой совет и заметь про себя, что услышишь.

            Если Зевес истребить женихов многобуйных поможет,

            Всех назову я рабынь, обитающих здесь, чтоб меж ними

            Мог отличить ты худых и порочных от добрых и честных".

            Ей возражая, ответствовал так Одиссей хитроумный:

[500]   "Нет, Евриклея, их мне называть не трудись понапрасну;

            Сам все увижу и буду уметь все подробно разведать.

            Только молчи. Произволу богов предадим остальное".

            Так говорил Одиссей; и поспешно пошла Евриклея

            Теплой воды принести, поелику вся прежняя на пол

[505]   Вылилась. Вымыв и чистым елеем умасливши ноги,

            Снова скамейку свою Одиссей пододвинул к жаровне;

            Сев к ней, чтоб греться, рубец свой отрепьями рубища скрыл он.

            Умная так, обратяся к нему, Пенелопа сказала:

            "Странник, сначала сама я тебя вопрошу, отвечай мне:

[510]   Скоро наступит пора насладиться покоем; и счастлив

            Тот, на кого и печального сон миротворный слетает.

            Мне ж несказанное горе послал неприязненный демон;

            Днем, сокрушаясь и сетуя, душу свою подкрепляю

            Я рукодельем, хозяйством, присмотром за делом служанок;

[515]   Ночью ж, когда все утихнет и все вкруг меня, погрузившись

            Сладостно в сон, отдыхают беспечно, одна я, тревогой

            Мучась, в бессоннице тяжкой сижу на постели и плачу;

            Плачет Аида, Пандарова дочь бледноликая, плачет;

            Звонкую песню она заунывно с началом весенних

[520]   Дней благовонных поет, одиноко таясь под густыми

            Сенями рощи, и жалобно льется рыдающий голос;

            Плача, Итилоса милого, сына Зефосова, медью

            Острой нечаянно ею сраженного, мать поминает.

            Так, сокрушенная, плачу и я, и не знаю, что выбрать, -

[525]   С сыном ли милым остаться, смотря за хозяйством, за светлым

            Домом его, за работой служанок, за всем достояньем,

            Честь Одиссеева ложа храня и молву уважая?

            Иль, наконец, предпочесть из ахейцев того, кто усердней

            Брака желает со мной и щедрее дары мне приносит?

[530]   Сын же, покуда он отроком был неразумным, расстаться

            С матерью нежной не мог и супружеский дом мне покинуть

            Сам запрещал; но теперь он, уж мужеской силы достигнув,

            Требует сам от меня, чтоб из дома я вышла немедля;

            Он огорчается, видя, как наше имущество грабят.

[535]   Ты же послушай: я видела сон; мне его растолкуй ты;

            Двадцать гусей у меня есть домашних; кормлю их пшеницей;

            Видеть люблю, как они, на воде полоскаясь, играют.

            Снилося мне, что, с горы прилетевший, орел крутоносый,

            Шею свернув им, их всех заклевал, что в пространной столовой

[540]   Мертвые были они на полу все разбросаны; сам же

            В небо умчался орел. И во сне я стонала и горько

            Плакала; вместе со мною и много прекрасных ахейских

            Жен о гусях, умерщвленных могучим орлом, сокрушалось.

            Он же, назад прилетев и спустясь на высокую кровлю

[545]   Царского дома, сказал человеческим голосом внятно:

            "Старца Икария умная дочь, не крушись, Пенелопа.

            Видишь не сон мимолетный, событие верное видишь;

            Гуси - твои женихи, а орел, их убить прилетавший

            Грозною птицей, не птица, а я, Одиссей твой, богами

[550]   Ныне тебе возвращенный твоим женихам на погибель".

            Так он сказал мне, и в это мгновенье мой сон прекратился;

            Я осмотрелась кругом: на дворе, я увидела, гуси

            Все налицо; и, толпяся к корыту, клюют там пшеницу".

            Умной супруге своей отвечал Одиссей богоравный:

[555]   "Сон, государыня, твой толковать бесполезно: он ясен

            Сам по себе; сокровенного нет в нем значенья; и если

            Сам Одиссей предсказал женихам их погибель - погибнут

            Все: ни один не уйдет от судьбы и от мстительной Керы".

            Так, отвечая, сказала царица Лаэртову сыну:

[560]   "Странник, конечно, бывают и темные сны, из которых

            Смысла нельзя нам извлечь; и не всякий сбывается сон наш.

            Создано двое ворот для вступления снам бестелесным

            В мир наш; одни роговые, другие из кости слоновой;

            Сны, проходящие к нам воротами из кости слоновой,

[565]   Лживы, несбыточны, верить никто из людей им не должен;

            Те же, которые в мир роговыми воротами входят,

            Верны; сбываются все приносимые ими виденья.

            Но не из этих ворот мой чудесный, я думаю, вышел

            Сон - сколь ни радостно было бы то для меня и для сына.

[570]   Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:

            Завтра наступит он, день ненавистный, в который покинуть

            Дом Одиссеев принудят меня; предложить им стрелянье

            Из лука в кольца хочу я: супруг Одиссей здесь двенадцать

            С кольцами ставил, бывало, жердей, и те жерди не близко

[575]   Ставил одну от другой, и стрелой он пронизывал кольца

            Все. Ту игру женихам предложить я теперь замышляю;

            Тот, кто согнет, навязав тетиву, Одиссеев могучий

            Лук, чья стрела пролетит через все (их не тронув) двенадцать

            Колец, я с тем удалюся из этого милого дома,

[580]   Дома семейного, светлого, многобогатого, где я

            Счастье нашла, о котором и сонная буду крушиться".

            Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:

            "О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

            Этой игры, мой совет, не должна ты откладывать. Верь мне,

[585]   В доме своем Одиссей многохитростный явится прежде,

            Нежели кто между ими, рукою ощупавши гладкий

            Лук, тетивою натянет его и сквозь кольца прострелит".

            Так, отвечая, сказала царица Лаэртову сыну:

            "Если б ты, странник, со мною всю ночь согласился в палате

[590]   Этой сидеть и меня веселить разговором, на ум бы

            Сон не пришел мне; но вовсе без сна оставаться нам, слабым

            Смертным, не должно. Здесь всем нам, землей многодарной кормимым,

            Боги бессмертные меру, особую каждому, дали.

            Время, однако, наверх мне уйти, чтоб лежать одиноко

[595]   Там на постели, печалью перестланной, горьким потоком

            Слез обливаемой с самых тех пор, как супруг мой отсюда

            Морем пошел к роковым, к несказанным стенам Илиона.

            Там отдохну я, а ты ночевать, иноземец, останься

            Здесь; и ложись на постелю иль на пол, как сам пожелаешь".

[600]   Так Пенелопа сказавши, пошла по ступеням высоким

            Вверх - не одна, все рабыни за нею пошли; и, в покое

            Верхнем своем затворяся, в кругу приближенных служанок

            Плакала горько она о своем Одиссее, покуда

            Сладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.