Мифы народов мира

www.mythology.ru: сайт Дениса Морозова

Одиссея. Песнь двадцать первая.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

 

 

            Дочь светлоокая Зевса Афина вселила желанье

            В грудь Пенелопы, разумной супруги Лаэртова сына,

            Лук женихам Одиссеев и грозные стрелы принесши,

            Вызвать к стрелянию в цель их и тем приготовить им гибель.

[5]     Вверх по ступеням высоким поспешно взошла Пенелопа;

            Мягкоодутлой рукою искусственно выгнутый медный

            Ключ с рукоятью из кости слоновой доставши, царица

            В дальнюю ту кладовую пошла (и рабыни за нею),

            Где Одиссеевы все драгоценности были хранимы:

[10]    Золото, медь и железная утварь чудесной работы.

            Там находился и тугосгибаемый лук, и набитый

            Множеством стрел бедоносных колчан. Подарен Одиссею

            Этот был лук со стрелами давно в Лакедемоне гостем

            Ифитом, богоподобного Еврита сыном. Они же

[15]    Встретились прежде друг с другом в Мессене, где нужно обоим

            Дом посетить Ортилоха разумного было. В Мессене

            Тяжбу с гражданами вел Одиссей. Из Итаки мессенцы

            Мелкого много скота увели; с пастухами оттуда

            Триста быков круторогих разбойничье судно украло.

[20]    Их Одиссей там отыскивал; юноша, свежести полный,

            Был он в то время; его же послали отец и геронты.

            Ифит отыскивал также пропажу: коней и двенадцать

            Добрых жеребых кобыл и могучих работников мулов.

            Ифиту иск удался; но погибелью стала удача:

[25]    К сыну Зевесову, славному крепостью силы великой

            Мужу, Гераклу, свершителю подвигов чудных, пришел он, -

            В доме своем умертвил им самим приглашенного гостя

            Зверский Геракл, посрамивши Зевесов закон и накрытый

            Им гостелюбно для странника стол, за которым убийство

[30]    Он совершил, чтоб коней громозвучнокопытных присвоить.

            Ифит, в Мессену за ними пришед, Одиссея там встретил.

            Евритов лук он ему подарил; умирая, великий

            Еврит тот лук злополучному сыну в наследство оставил.

            Ифита острым мечом и копьем одарив длиннотенным,

[35]    Гостем остался ему Одиссей; но за стол пригласить свой

            Друга не мог: прекратил сын Зевесов, Геракл беспощадный,

            Жизнь благородному Ифиту, Еврита славного сыну,

            Давшему лук Одиссею и стрелы. И не брал с собою

            Их никогда Одиссей на войну в корабле чернобоком:

[40]    Память о госте возлюбленном верно храня, их берег он

            В доме своем; но в отечестве всюду имел при себе их.

            Близко к дверям запертым кладовой подошед, Пенелопа

            Стала на гладкий дубовый порог (по снуру обтесавши

            Брус, тот порог там искусно уладил строитель, дверные

[45]    Притолки в нем утвердил и на притолки створы навесил);

            С скважины снявши замочной ее покрывавшую кожу,

            Ключ свой вложила царица в замок; отодвинув задвижку,

            Дверь отперла; завизжали на петлях заржавевших створы

            Двери блестящей; как дико мычит выгоняемый на луг

[50]    Бык круторогий - так дико тяжелые створы визжали.

            Взлезши на гладкую полку (на ней же ларцы с благовонной

            Были одеждой), царица, поднявшись на цыпочки, руку

            Снять Одиссеев с гвоздя ненатянутый лук протянула;

            Бережно был он обвернут блестящим чехлом; и, доставши

[55]    Лук, на колена свои положила его Пенелопа;

            Сев с ним и вынув его из чехла, зарыдала, и долго,

            Долго рыдала она; напоследок, насытившись плачем,

            Медленным шагом пошла к женихам многобуйным в собранье,

            Лук Одиссеев, сгибаемый туго, неся и великий

[60]    Тул, медноострыми быстросмертельными полный стрелами.

            Следом за ней принесен был рабынями ящик с запасом

            Меди, железа и с разною утварью бранной. Царица,

            В ту палату вступив, где ее женихи пировали,

            Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,

[65]    Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим;

            Справа и слева почтительно стали служанки. И, слово

            К буйным своим женихам обратив, Пенелопа сказала:

            "Слушайте все вы, мои женихи благородные: дом наш

            Вы разоряете, в нем на пиры истребляя богатство

[70]    Мужа, давно разлученного с милой отчизною; права

            Нет вам на то никакого; меня лишь хотите принудить

            Выбрать меж вами, на брак согласясь ненавистный, супруга.

            Можете сами теперь разрешить вы мой выбор. Готова

            Быть я ценою победы. Смотрите, вот лук Одиссеев;

[75]    Тот, кто согнет, навязав тетиву, Одиссеев могучий

            Лук, чья стрела пролетит через все (их не тронув) двенадцать

            Колец, я с тем удалюся из этого милого дома,

            Дома семейного, светлого, многобогатого, где я

            Счастье нашла, о котором и сонная буду крушиться".

[80]    С сими словами велела она свинопасу Евмею

            Лук Одиссеев и стрелы подать женихам благородным.

            Взрыд он заплакал, принявши его; к женихам он пошел с ним;

            Лук Одиссеев узнав, зарыдал и коровник Филойтий.

            К ним обратяся обоим, сказал Антиной, негодуя:

[85]    "Вы, деревенщина грубая, только одним ежедневным

            Занят ваш ум! Отчего вы расплакались? Горе ль усилить

            В сердце хотите своей госпожи? И без вас уж довольно

            Скорбью томится она бесполезною в долгой разлуке

            С мужем; сидите же тихо и ешьте; а если хотите

[90]    Плакать, уйдите отсюда, оставя и лук ваш и стрелы

            Нам, женихам, на решительный бой. Сомневаюсь, однако,

            Я, чтоб легко натянул кто такой несказанно упорный

            Лук. Многосильного мужа такого, каков Одиссей был,

            Нет между нами. Его я в то время видал - и поныне

[95]    Помню о нем, хоть тогда и ребенком еще был неумным".

            Так говоря про других, про себя уповал он, что сладит

            С луком, натянет легко тетиву и все кольца прострелит.

            Бедный слепец, он не думал, что первою жертвою будет

            Стрел Одиссея, который им в собственном доме так дерзко

[100]   Был оскорблен, на которого там и других возбуждал он.

            Тут к женихам обратись, им сказал Телемах богоравный:

            "Горе! Конечно, мой разум привел в беспорядок Кронион!

            Милая мать, столь великим умом одаренная, слышу,

            Здесь говорит, что с супругом другим соглашается светлый

[105]   Дом мой покинуть; и я, тем довольный, смеюсь, как безумец.

            Час наступил; женихи, приготовьтесь к последнему делу.

            В целой ахейской земле вы такой не найдете невесты -

            Где б ни искали, в священном ли Пилосе, или в Аргосе,

            Или в Микенах, иль в нашей Итаке, иль там, на пространстве

[110]   Черной земли матерой, - но хвала не нужна; вы довольно

            Знаете сами; пора начинать нам свой опыт; берите

            Лук Одиссеев и силу свою окажите на деле.

            Я ж и себя самого испытанью хочу здесь подвергнуть.

            Если удастся мне лук натянуть и стрелою все кольца

[115]   Метко пробить, удаление матери милой из дома

            С мужем другим и мое одиночество будет сноснее

            Мне, уж владеть небессильному луком отца Одиссея".

            Кончив, он с плеч молодых пурпуровую мантию сбросил;

            Встал и, с мечом медноострым блестящую перевязь снявши,

[120]   Жерди в глубоких для каждой особенно вырытых ямках,

            Их по снуру уравняв, утвердил; основанья ж, чтоб прямо

            Все, не шатаясь, стояли, землей отоптал. Все дивились,

            Как он искусно порядок, ему незнакомый, устроил.

            Стал Телемах у порога дверей и, схватив Одиссеев

[125]   Лук, попытался на нем натянуть тетиву; и погнул он

            Трижды его, но, упорствуя, трижды он вновь разогнулся.

            Им овладеть, нацепив тетиву, уповая, в четвертый      

            Раз он готов был с удвоенной силой приняться за дело;

            Но Одиссей по условью кивнул головой; отложивши

[130]   Труд, обратился к отцу и сказал Телемах богоравный:

            "Горе мне! Видно, я слабым рожден и останусь бессильным

            Вечно; я молод еще и своею рукой не пытался

            Дерзость врага наказать, мне нанесшего злую обиду.

            Ваша теперь череда, женихи, вы сильнее; пусть каждый

[135]   Лук Одиссеев возьмет и свершить попытается подвиг".

            Так говоря, ненатянутый лук опустил он на землю,

            К гладкой дверной половинке его прислонивши; но рядом

            С ним и стрелу перяную он к ручке замочной приставил.

            Сел он на стул свой потом, к женихам возвратяся беспечно.

[140]   Тут, обратясь к женихам, Антиной, сын Евпейтов, сказал им:

            "С правой руки подходите один за другим вы, начавши

            С места, откуда вино подносить на пиру начинают".

            Так Антиной предложил, и одобрили все предложенье.

            Первый, поднявшийся с места, пошел Леодей, сын Ейнопов.

[145]   Жертвогадатель их был он и подле кратеры на самом

            Крае стола за обедом садился. Их буйство противно

            Было ему; и нередко он их порицал, негодуя.

            Первый он должен был взяться за лук роковой, наблюдая

            Очередь. Став у порога дверей, он схватил Одиссеев

[150]   Лук; но его и погнуть он не мог; от напрасных усилий

            Слабые руки его онемели. Он с горем воскликнул:

            "Нет! Не по силам мне лук Одиссеев; другой попытайся

            Крепость его одолеть; но у многих мужей знаменитых

            Душу и жизнь он возьмет. И, конечно, желаннее встретить

[155]   Смерть, чем живому скорбеть о утрате того, что так сильно   

            Нас привлекало вседневно сюда чародейством надежды.

            Все мы теперь уповаем, во всех нас пылает желанье

            Брак заключить с Пенелопой, женой Одиссея; но каждый,

            Лук испытав Одиссеев и силу над ним утомивши,

[160]   С горем в душе принужден за другую ахейскую деву

            Свататься будет, подарки свои расточая; она же

            Выберет доброю волей того, кто щедрей и приятней".

            Так говоря, ненатянутый лук опустил он на землю,

            К гладкой дверной половинке его прислонивши; но рядом

[165]   С ним и стрелу перяную он к ручке замочной приставил.

            Сел он на стул свой потом, к женихам возвратяся беспечно.

            Гневно к нему обратившись, сказал Антиной, сын Евпейтов:

            "Странное слово из уст у тебя, Леодей, излетело,

            Слово печальное, страшное; слышать его мне противно.

[170]   Душу и жизнь, говоришь ты, у многих людей знаменитых

            Лук Одиссеев возьмет, потому, что его не способен

            Ты натянуть. Но бессильным от матери был благородной

            Ты, без сомненья, рожден, не могучим властителем лука;

            Многие будут в числе женихов, без сомненья, способней

[175]   Сладить с ним". Кончил. Потом, козовода Меланфия кликнув,

            "Слушай, Меланфий, - сказал, - здесь огонь ты разложишь; к огню же

            Близко поставишь покрытую мягкой овчиной скамейку;

            Жирного сала потом принесешь нам укруг, чтоб могли мы

            Им, на огне здесь его разогревши, помазывать крепкий

[180]   Лук Одиссеев: тогда он удобней натянут быть может".

            Так он сказал. И Меланфий, огонь разложив превеликий,

            Близко поставил скамейку, покрытую мягкой овчиной;

            Сала принес напоследок укруг; и, растаявши сало,

            Начали мазать им лук женихи; но из них никоторый

[185]   Лука не мог и немного погнуть - несказанно был туг он;

            Взяться за опыт тогда в свой черед Антиной с Евримахом

            Были должны, меж другими отличные мужеской силой.

            В это мгновение, разом поднявшися, из дома вместе

            Вышли Евмей свинопас и коровник Филойтий; за ними

[190]   Следуя, залу покинул и царь Одиссей; он, широкий

            Двор перейдя, за ворота двустворные вышел. Позвавши

            Там их обоих, он ласково-сладкую речь обратил к ним:

            "Верные слуги, Евмей и Филойтий, могу ль вам открыться?

            Или мне лучше смолчать? Но меня говорить побуждает

[195]   Сердце. Ответствуйте: что бы вы сделали, если б внезапно,

            Демоном вдруг приведенный каким, Одиссей, господин ваш,

            Здесь вам явился? К нему ль, к женихам ли тогда б вы пристали?

            Прямо скажите мне все, что велит вам рассудок и сердце".

            Кончил. Ему отвечал простодушный коровник Филойтий:

[200]   "Царь наш Зевес, о, когда бы на наши молитвы ты отдал

            Нам Одиссея! Да благостный демон его к нам проводит!

            Сам ты увидишь тогда, что и я не остануся празден".

            Тут и Евмей, свинопас благородный, богов призывая,

            Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.

[205]   В верности сердца и в доброй их воле вполне убедяся,

            Так им обоим сказал, наконец, Одиссей богоравный:

            "Знайте же, я Одиссей, претерпевший столь много напастей,

            В землю отцов приведенный по воле богов через двадцать

            Лет. Но я вижу, что здесь из рабов моего возвращенья

[210]   Только вы двое желаете; я не слыхал, чтоб другой кто 

            Здесь помолился богам о свидании скором со мною.

            Слушайте ж, вам расскажу обо всем, что случиться должно здесь:

            Если мне Дий истребить женихов многобуйных поможет,

            Вам я обоим найду по невесте, приданое каждой

[215]   Дам и построю вам домы вблизи моего, и, как братья,

            Будете жить вы со мною и с сыном моим Телемахом.

            Вам же и признак могу показать, по которому ясно

            Вы убедитесь, что я Одиссей: вот рубец, вам знакомый;

            Вепрем, вы помните, был я поранен, когда с сыновьями

[220]   Автоликона охотой себя забавлял на Парнасе".

            Так говоря, он колено открыл, распахнувши тряпицы

            Рубища. Те ж, рассмотревши прилежно рубец, им знакомый,

            Начали плакать; и, крепко обняв своего господина,

            Голову, плечи, и руки, и ноги его целовали.

[225]   Головы их со слезами и он целовал, и за плачем

            Их бы могло там застать захождение солнца, когда бы

            Им не сказал Одиссей, успокоившись первый: "Отрите

            Слезы, чтоб, из дому вышедши, кто не застал вас, так горько

            Плачущих: тем преждевременно тайна откроется наша.

[230]   Должно, чтоб снова - один за другим, а не вместе - вошли мы

            В залу, я первый, вы после. И ждите, чтоб мной был вам подан

            Знак. Женихи многобуйные, думаю я, не позволят

            В руки мне взять там мой лук и колчан мой, набитый стрелами;

            Ты же, Евмей, не дождавшись приказа, и лук и колчан мне

[235]   Сам принеси. И потом ты велишь, чтоб рабыни немедля

            Заперли в женские горницы двери на ключ и чтоб, если

            Шум иль стенанье в столовой послышится им, не посмела

            Тронуться с места из них ни одна, чтоб спокойно сидели

            Все, ни о чем не заботясь и делом своим занимаясь.

[240]   Ты же, Филойтий, возьми ворота на свое попеченье.

            Крепко запри их на ключ и ремнем затяни их задвижку".

            Так говорил Одиссей им. Он, в двери столовой вступивши,

            Сел там опять на оставленной им за минуту скамейке.

            После явились один за другим свинопас и Филойтий.

[245]   Лук Одиссеев держал Евримах и его над пылавшим

            Жарко огнем поворачивал, грея. Не мог он, однако,

            Крепость его победить. Застонало могучее сердце;

            Голос возвысив, кипящий досадой, он громко воскликнул:

            "Горе мне! Я за себя и за вас, сокрушенный, стыжуся:

[250]   Нет мне печали о том, что от брака я должен отречься, -

            Много найдется прекрасных ахейских невест и в Итаке,

            Морем объятой, и в разных других областях кефаленских.

            Но столь ничтожными крепостью быть с Одиссеем в сравненье -

            Так, что из нас ни один и немного погнуть был не в силах

[255]   Лука его, - то стыдом нас покроет и в позднем потомстве".

            Но Антиной, сын Евпейтов, воскликнул, ему возражая:

            "Нет, Евримах благородный, того не случится, и в этом

            Сам ты уверен. Народ Аполлонов великий сего дня

            Празднует праздник: в такой день натягивать лук неприлично;

[260]   Спрячем же лук; а жердей выносить нам не нужно отсюда.

            Пусть остаются; украсть их, конечно, никто из живущих

            В доме царя Одиссея рабов и рабынь не помыслит.

            Нам же опять благовонным вином пусть наполнит глашатай

            Кубки, а лук Одиссеев запрем, совершив возлиянье.

[265]   Завтра поутру пускай козовод, наш разумный Меланфий,      

            Коз приведет нам отборных, чтоб здесь принести Аполлону,

            Лука сгибателю, бедра их в жертву. Согнуть он поможет

            Лук Одиссеев; и силы над ним не истратим напрасно".

            Так предложил Антиной, и одобрили все предложенье.

[270]   Тут для умытия рук им глашатаи подали воду;

            Отроки, светлым кратеры до края наполнив напитком,

            В чашах его разнесли, по обычаю справа начавши;

            Вкусным питьем насладились они, сотворив возлиянье.

            Хитрость замыслив, тогда им сказал Одиссей многоумный:

[275]   "Слух ваш ко мне, женихи Пенелопы, склоните, дабы я

            Высказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.

            Вот вам - тебе, Евримах, и тебе, Антиной богоравный,

            Столь рассудительно дело решившие, - добрый совет мой:

            Лук отложите, на волю бессмертных предав остальное;

[280]   Завтра решит Аполлон, кто из вас победителем будет;

            Мне же отведать позвольте чудесного лука; узнать мне

            Дайте, осталось ли в мышцах моих изнуренных хоть мало

            Силы, меня оживлявшей в давнишнее младости время,

            Или я вовсе нуждой и бродячим житьем уничтожен".

[285]   Кончил. Но просьбы его не одобрил никто. Испугался

            Каждый при мысли, что с гладкоблистающим луком он сладит.

            Слово к нему обративши, сказал Антиной, сын Евпейтов:

            "Что ты, негодный бродяга? Не вовсе ль рассудка лишился?

            Мало тебе, что спокойно, допущенный в общество наше,

[290]   Здесь ты пируешь, обедая с нами, и все разговоры

            Слушаешь наши, чего никогда здесь еще никакому

            Нищему не было нами позволено? Все недоволен!

            Видно, твой ум отуманен медвяным вином; от вина же

            Всякой, его неумеренно пьющий, безумеет. Был им

[295]   Некогда Евритион, многославный кентавр, обезумлен.

            В дом Пирифоя, великою славного силой, вступивши,

            Праздновал там он с лапифами; разума пьянством лишенный,

            Буйствовать зверски он вдруг принялся в Пирифоевом доме.

            Все раздражились лапифы; покинув трапезу, из залы

[300]   Силой его утащили на двор и нещадною медью

            Уши и нос обрубили они у него; и рассудка

            Вовсе лишенный, кентавр убежал, поношеньем покрытый.

            Злая зажглась от того у кентавров с лапифами распря;

            Он же от пьянства там первый плачевную встретил погибель.

[305]   Так и с тобою случится, бродяга бессмысленный, если

            Этот осмелишься лук натянуть; не молвою прославлен

            Будешь ты в области нашей; на твердую землю ты будешь

            К злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан;

            Там уж ничем не спасешься от гибели жалкой. Сиди же

[310]   Смирно и пей; и на старости силой не спорь с молодыми".

            Он замолчал. Возражая, сказала ему Пенелопа:

            "Нет, Антиной, непохвально б весьма и неправедно было,

            Если б гостей Телемаховых кто здесь лишал их участка.

            Или ты мыслишь, что этот старик, натянувши великий

[315]   Лук Одиссеев, на силу свою полагаясь, помыслит

            Мной завладеть и свою безрассудно мне руку предложит?

            Это, конечно, ему не входило и сонному в мысли;

            Будьте ж спокойны и доле таким спасеньем не мучьте

            Сердца - ни вздумать того, ни на деле исполнить неможно".

[320]   Тут Евримах, сын Полибиев, так отвечал Пенелопе:

            "О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

            Мы не боимся, чтоб дерзость такую замыслил он, - это

            Вовсе несбыточно; мы лишь боимся стыда, мы боимся

            Толков, чтоб кто не сказал меж ахейцами, низкий породой:

[325]   "Жалкие люди они! За жену беспорочного мужа

            Вздумали свататься; лука ж его натянуть не умеют.

            Вот посетил их наш брат побродяга, покрытый отрепьем;

            Легкой рукой тетиву натянул и все кольца стрелою

            Метко пробил он". Так скажут. И будет нам стыд

            нестерпимый".

[330]   Кончил. Разумная старца Икария дочь возразила:

            "Нет, Евримах, на себя порицанье и стыд навлекают

            Люди, которые дом и богатства отсутственных грабят,

            Правду забывши; а тут вам стыда никакого не будет;

            Этот же странник, и ростом высокий и мышцами сильный,

[335]   Родом не низок: рожден, говорит он, отцом знаменитым.

            Дайте же страннику лук Одиссеев - увидим, что будет.

            Слушайте также (и то, что скажу я, исполнится верно),

            Если натянет он лук и его Аполлон тем прославит,

            Мантию дам я ему, и красивый хитон, и подошвы

[340]   Ноги обуть; дам копье на собак и на встречу с бродягой;

            Также и меч он получит, с обеих сторон заощренный,

            После и в сердцем желанную землю его я отправлю".

            Ей возражая, сказал рассудительный сын Одиссеев:

            "Милая мать, Одиссеевым луком не может никто здесь

[345]   Властвовать: дать ли, не дать ли его, я один лишь на это

            Право имею - никто из живущих в гористой Итаке

            Иль на каком острову, с многоконной Элидою смежном.

            Если придет мне на ум, здесь никто запретить мне не может

            Страннику стрелы и лук подарить и унесть их позволить.

[350]   Но удались: занимайся, как должно, порядком хозяйства,

            Пряжей, тканьем; наблюдай, чтоб рабыни прилежны в работе

            Были; судить же о луке не женское дело, а дело

            Мужа, и ныне мое: у себя я один повелитель".

            Так он сказал; изумяся, обратно пошла Пенелопа;

[355]   К сердцу слова многоумные сына приняв и в покое

            Верхнем своем затворяся, в кругу приближенных служанок

            Плакала горько она о своем Одиссее, покуда

            Сладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.

            Тою порою, взяв стрелы и лук, свинопас к Одиссею

[360]   С ними пошел. На него всей толпой женихи закричали.

            Так говорили одни из ругателей дерзко-надменных:

            "Стой, свинопас бестолковый! Куда ты бредешь, как безумный,

            С луком? Ты будешь своим же собакам, которых вскормил здесь

            Сам, чтоб свиней сторожить, на съедение выброшен, если

[365]   Нам Аполлон и блаженные боги даруют победу".

            Так говорили они. Свинопас, оглушенный их криком,

            Лук, оробев, уж готов был поставить на прежнее место;

            Но Телемах, на него погрозяся, разгневанный, крикнул:

            "С луком сюда! Ты, Евмей, ошалел; уж не хочешь ли воле

[370]   Всех угождать? Не трудись, иль тебя, хоть и стар ты, я в поле

            Камнями сам провожу: молодой старика одолеет.

            Если бы силой такой я одарен был, какую

            Все совокупно имеют они, женихи Пенелопы,

            В страхе тогда по своим бы домам разбежалися разом

[375]   Все они, в доме моем беззаконий творящие много".

            Так он сказал им. Они неописанный подняли хохот.

            В сердце, однако, у них на него присмирела досада.

            Волю его исполняя, Евмей, через залу прошедши,

            Лук и колчан со стрелами вручил Одиссею; потом он,

[380]   Кликнув усердную няню его Евриклею, сказал ей:

            "Слушай, тебе повелел Телемах, чтоб рабыни немедля

            Заперли в женские горницы двери на ключ и чтоб, если

            Шум иль стенанье в столовой послышится им, не посмела

            Тронуться с места из них ни одна, чтоб спокойно сидели

[385]   Все, ни о чем не заботясь и делом своим занимаясь".

            Кончил. Не мимо ушей Евриклеи его пролетело

            Слово. Все двери тех горниц, где жили служанки, замкнула

            Тотчас она; а Филойтий, покинув украдкою залу,

            Вышел на двор, обнесенный оградой, и запер ворота;

[390]   Был там в сенях корабельный пеньковый канат; им связал он

            Крепко затвор у ворот и, в столовую снова вступивши,

            Сел там опять на оставленной им за минуту скамейке,

            Очи вперив в Одиссея, который, в руках обращая

            Лук свой туда и сюда, осторожно рассматривал, целы ль

[395]   Роги и не было ль что без него в них попорчено червем.

            Глядя друг на друга, так женихи меж собой рассуждали:

            "Видно, знаток он и с луком привык обходиться; быть может,

            Луки работает сам и, имея уж лук, начатой им

            Дома, намерен его по образчику этого сладить;

[400]   Видите ль, как он, бродяга негодный, его разбирает?" -

            "Но, - отвечали другие насмешливо первым, - удастся

            Опыт уж верно ему! И всегда пусть такую ж удачу

            Встретит во всем он, как здесь, с Одиссеевым сладивши луком".

            Так женихи говорили, а он, преисполненный страшных

[405]   Мыслей, великий осматривал лук. Как певец, приобыкший

            Цитрою звонкой владеть, начинать песнопенье готовясь,

            Строит ее и упругие струны на ней, из овечьих

            Свитые тонко-тягучих кишок, без труда напрягает -

            Так без труда во мгновение лук непокорный напряг он.         

[410]   Крепкую правой рукой тетиву потянувши, он ею

            Щелкнул: она провизжала, как ласточка звонкая в небе.

            Дрогнуло сердце в груди женихов, и в лице изменились

            Все - тут ужасно Зевес загремел с вышины, подавая

            Знак; и живое веселие в грудь Одиссея проникло:

[415]   В громе Зевесовом он предвещанье благое услышал.

            Быструю взял он стрелу, на столе от него недалеко

            Вольно лежавшую; прочие ж заперты в тесном колчане

            Были - не скоро их шум женихам надлежало услышать.

            К луку притиснув стрелу, тетиву он концом оперенным,

[420]   Сидя на месте своем, натянул и, прицеляся, в кольца

            Выстрелил, - быстро от первого все до последнего кольца,

            Их не задев, пронизала стрела, заощренная медью.

            Тут, обратясь к Телемаху, воскликнул стрелец богоравный:

            "Видишь, что гость твой тебе, Телемах, не нанес посрамленья.

[425]   В цель я попал; да и лук натянуть Одиссеев не много

            Было труда мне. Еще не совсем я, скитаясь, утратил

            Силы, хотя женихи и ругаются мной беспощадно.

            Должно, однако, покуда светло, угощенье иное

            Им приготовить; и пение с звонкою цитрой, душою

[430]   Пира, на новый, теперь им приличнейший лад перестроить".

            Так он сказал и бровями повел. Телемах богоравный

            Понял условленный знак; он немедля свой меч опоясал,

            В руки схватил боевое копье и за стулом отцовым

            Стал, ко всему изготовясь, оружием медным блестящий.